Джеймс Кэмерон: погружение на дно Марианской впадины (6 фото)

Много лет он мечтал опуститься на дно Марианского желоба, попасть в самую глубокую точку — впадину Челленджер. Чтобы осуществить мечту, режиссер и исследователь Джеймс Кэмерон спроектировал и построил футуристический батискаф, названный в честь впадины — Deepsea Challenger.

После семи лет исследований, проектирования и тестов у инженеров команды Кэмерона не было ответа на 

После семи лет исследований, проектирования и тестов у инженеров команды Кэмерона не было ответа на главный вопрос: сможет ли батискаф выдержать давление на глубине около 11 тысяч метров? Чтобы получить ответ, Джеймс Кэмерон рискнул собственной жизнью.

 05:15, 26 марта 2012 года.  11°22 северной широты, 142°35 восточной долготы Юго-запад Гуама,

05:15, 26 марта 2012 года.  11°22 северной широты, 142°35 восточной долготы
Юго-запад Гуама, западная часть Тихого океана
Утро, еще не рассвело. Мой батискаф Deepsea Challenger бросает из стороны в сторону в гигантских волнах Тихого океана. С полуночи мы все уже на ногах и после пары часов беспокойного сна начинаем готовить оборудование к погружению. У всей команды зашкаливает адреналин. Сегодня условия для погружения не самые благоприятные. Через внешние камеры я вижу, как рядом с моей капсулой кружат два водолаза, пытаясь подготовить батискаф к спуску.
Кабина пилота — стальной шар диаметром 109 сантиметров, я упакован в нее, как грецкий орех в скорлупу. Сижу, согнув колени и упираясь головой в потолок. Я вынужден буду сохранять это положение в течение следующих восьми часов. Мои голые пятки упираются в 180-килограммовую крышку люка, задраенную снаружи. Меня часто спрашивают, не бывает ли у меня в батискафе приступов клаустрофобии. Отнюдь: мне здесь удобно и приятно. Перед глазами у меня три видеомонитора, передающих изображение от внешних камер, и сенсорная панель управления.
Ярко-зеленый батискаф завис в волнах, как вертикальная торпеда, нацеленная в центр Земли. Я поворачиваю свою 3D-камеру, закрепленную на конце 1,8-метрового гидравлического манипулятора, чтобы увидеть, что происходит над аппаратом. Водолазы приготовились к отсоединению батискафа от плавучего баллона, удерживающего аппарат на поверхности воды.
«Суша, это Deepsea Challenger. Я на дне. Все в порядке». Я мог бы заготовить какую-нибудь пафосную фразу для этого момента, что-то вроде «Еще один маленький шаг, сделанный человеком». Но я не подготовил фразы.
Я долго ждал этого момента и в последние несколько недель много думал о том, что будет, если все пойдет не по плану. Но сейчас я на удивление спокоен. Ни тревог, ни опасений — лишь решимость сделать то, что мы задумали, и детское нетерпение. Я внутри батискафа.
Я принимал участие в проектировании этого аппарата и досконально знаю все его возможности и слабые места. После недель тренировок моя рука уже безошибочно тянется к нужным переключателям.
Пора начинать. Я делаю глубокий вдох и включаю микрофон: «ОК, готов к погружению. Отпускай, отпускай, отпускай!»
Главный водолаз дергает трос и отсоединяет плавучий баллон. Батискаф камнем падает вниз, и уже через несколько секунд водолазы кажутся игрушечными фигурками далеко наверху. Они стремительно уменьшаются и исчезают; остается лишь темнота. Я бросаю взгляд на приборы и вижу, что опускаюсь со скоростью около 150 метров в минуту. После мечтаний длиною в жизнь, семи лет проектирования батискафа, трудных месяцев его строительства, напряжения и волнения я наконец приближаюсь к впадине Челленджер, самой глубокой точке Мирового океана.
05:50, глубина 3810 метров, скорость погружения 1,8 м/c
Всего через 35 минут я прохожу глубину, на которой лежит «Титаник», в четыре раза быстрее, чем на российском батискафе «Мир», который мы в 1995-м использовали для съемок остатков знаменитого судна. В то время мне казалось, что «Титаник» лежит на невообразимой глубине и отправиться к нему — примерно как полететь на Луну. Сегодня я небрежно машу рукой, минуя эту глубину, будто скользя вниз по письмам в своей электронной почте.
Еще через 15 минут я прохожу 4760 метров, глубину, на которой лежит линкор «Бисмарк». Когда в 2002 году я исследовал остатки этого корабля, лампа прожектора взорвалась прямо над обшивкой нашего батискафа. Тогда я впервые стал свидетелем подводного взрыва. Если у Deepsea Challenger выйдет из строя прожектор, я ничего не почувствую — темный кадр в конце фильма. Но такого не случится. Мы три года проектировали и старательно собирали эту миниатюрную стальную сферу.
Температура воды снаружи опустилась с тридцати градусов Цельсия до двух. Моя кабина пилота стремительно остывает, ее стенки покрылись большими каплями конденсата. Голые ноги, упирающиеся в металлическую крышку люка, начинают замерзать; на то, чтобы надеть шерстяные носки и водонепроницаемые ботинки, в этом тесном пространстве у меня уходит несколько минут. Затем я натягиваю шерстяную шапку, чтобы закрыть голову от холодной влажной стали, давящей сверху, и — да! — чтобы больше походить на настоящего исследователя. В окружающей меня темноте единственные намеки на движение — частички планктона, мелькающие в свете прожектора, как будто я еду на машине в снежную бурю.

 Батискаф Deepsea Challenger поднимают на палубу после тестового погружения на 8221 метр. Оранжев

Батискаф Deepsea Challenger поднимают на палубу после тестового погружения на 8221 метр. Оранжевый баллон помогает при всплытии, серые — переводят батискаф в горизонтальное положение.
06:33, глубина 7070 метров, скорость погружения 1,4 м/c
Я только что прошел максимальную глубину, на которую когда-либо погружался человек, — уровень китайского «Чжаолонга». Несколько минут назад я миновал глубины, на которые опускались русский «Мир», французский «Наутилус» и японский «Шинкаи» — шесть с половиной тысяч метров. Подумать только: все эти аппараты были сделаны в рамках масштабных программ, финансируемых государством. А наша маленькая зеленая торпеда построена частным образом, в помещении торгового центра, зажатого между оптовым магазином сантехники и павильоном, торгующим фанерой, на окраине Сиднея. Этот проект появился благодаря энтузиазму мечтателей, которые верили, что они могут сделать невозможное. Через несколько часов мы узнаем, сбылись ли дерзкие мечты.
06:46, глубина 8230 метров, скорость погружения 1,3 м/c
Я только что побил свой собственный рекорд одиночного погружения, поставленный три недели назад в Новобританском желобе, рядом с Папуа-Новой Гвинеей. Трудно поверить, что мне нужно пройти еще 2740 метров. Я миновал все пункты на своей контрольной таблице спусков, и теперь, во время этого долгого и тихого падения мне остается только наблюдать, как увеличиваются цифры на индикаторе глубины. Единственный звук, который я слышу, — редкое шипение кислородного соленоида. Если батискаф даст течь, вода выстрелит с силой лазерного луча, разрезая все на своем пути, включая толстые стальные стенки моей кабины и меня. Я думаю о том, что почувствую, если это случится. Будет больно? В любом случае я проживу после этого лишь пару секунд.
07:43, глубина 10 850 метров, скорость погружения 0,26 м/c
Прошел еще час. На последних 2740 метрах батискаф замедлил ход. Я сбросил несколько металлических пластинок-балластов, удерживаемых на корпусе электромагнитами, чтобы выровнять аппарат. Я опускаюсь очень медленно, под действием одного лишь давления. Судя по показаниям альтиметра, до дна еще 46 метров. Все камеры работают, прожекторы направлены вниз. Я вцепился в рычаги управления и вглядываюсь в черные мониторы.
30 метров… 27… 24… 21… 18… Наконец я вижу свет, отражающийся от дна. Само дно выглядит гладким, как яичная скорлупа, никаких неровностей, ничего, что помогло бы определить расстояние. Я слегка торможу с помощью вертикальных рычагов. Через пять секунд батискаф ударяется о дно.
Я пока не уверен, что это твердая поверхность. Вода прозрачна как стекло. Я смотрю далеко вперед: ничего. Дно абсолютно ровное. Совершив более 80 погружений, я видел разное морское дно. Но такого — никогда. Никогда!
07:46, глубина 10 898,5 метра
Я направляю батискаф еще ниже. С внешней камеры, закрепленной на гидравлическом манипуляторе, я вижу, как опора батискафа проваливается еще сантиметров на 10, прежде чем он останавливается. Я сделал это. Спуск занял два с половиной часа. Сверху надо мной раздается голос: «Deepsea Challenger, это суша. Проверка связи». Голос слышится слабо, но очень отчетливо. А мы-то беспокоились, что на такой глубине голосовая связь работать не будет!

 Светодиоды освещают морское дно во время тестового погружения батискафа. В пробах взвеси, собран

Светодиоды освещают морское дно во время тестового погружения батискафа. В пробах взвеси, собранных затем в Марианском желобе, найдены неизвестные ранее микроорганизмы.
Я включаю микрофон. «Суша, это Deepsea Challenger. Я на дне. Глубина — 10 898 метров… системы жизнеобеспечения работают нормально, все в порядке». Только сейчас мне приходит в голову, что я мог бы заготовить какую-нибудь пафосную фразу для этого момента, что-то вроде «Еще один маленький шаг, сделанный человеком». Но я не подготовил фразы.
Проходит несколько секунд, прежде чем мои слова со скоростью звука поднимаются вверх из подводного мира, и до меня доходит ответ: «Повторите». Бывший служащий ВМС, поддерживающий радиосвязь, по сравнению со мной еще более прозаичен. Военная выучка. Но я могу представить, как там, наверху, на корабле, все радостно улыбаются и хлопают в ладоши. Я знаю, что мою жену Сюзи сейчас не оторвать от монитора, и представляю, как она рада за меня. А я горд за свою команду. Большинство тех, кто строил батискаф, сейчас в диспетчерской, и пока еще они не до конца осознают, что мы сделали.
Десять тысяч восемьсот девяносто восемь с половиной… Черт побери, на приемах я буду округлять эту цифру до 11 тысяч метров. Затем я слышу голос, который совсем не ожидал: «Удачи, малыш!» — говорит Сюзи. Она была рядом со мной на протяжении всей экспедиции, скрывая волнение и поддерживая меня на все сто процентов. Я знаю, каким это было испытанием для ее нервов.
Но сейчас мне нужно забыть о первом успехе и приниматься за работу. Мы запланировали, что я проведу на дне пять часов, и нужно еще многое успеть. Я поворачиваю батискаф и через камеры пытаюсь оглядеться в мире, в который прибыл. Дно плоское. Я завожу моторы, открываю внешний люк научного отделения и разворачиваю манипулятор, чтобы взять первую пробу осадка со дна. Если через десять минут все оборудование выйдет из строя, по крайней мере я привезу образцы для ученых.
Мне недостаточно было просто построить батискаф, который побьет мировой рекорд глубины спуска. Для меня было важно, чтобы этот аппарат стал научной площадкой. Совершенно бессмысленно рваться в самую труднодоступную и неисследованную точку планеты, не имея возможности собрать образцы.
Проба ила на борту. Я улучаю момент, чтобы сфотографировать крупным планом часы Rolex Deepsea швейцарской фирмы — партнера нашей экспедиции. Закрепленные на рычаге манипулятора, они все еще тикают, несмотря на давление 1147 килограммов на квадратный сантиметр. В 1960 году в рамках проекта лейтенант военно-воздушных сил США Дон Уолш и швейцарский океанолог Жак Пикар в массивном батискафе «Триест» опустились на ту же глубину — это единственные два человека, которым когда-либо удалось сделать то, что мне сегодня. Они тоже взяли с собой специально изготовленный для экспедиции Rolex — и он отлично выдержал давление.
Но не все работает столь безупречно. Через несколько мгновений после того, как я сделал снимок часов, взгляд мой падает на плывущие желтые масляные шарики. Гидравлическая система протекает. Спустя несколько минут я теряю управление краном-манипулятором для сбора образцов и люком научного отсека. Я больше не могу забирать пробы, но камеры пока работают, и я продолжаю исследование.
09:10, глубина 10 897 метров, скорость 0,26 м/с
С помощью толкателей я двигаюсь на север через ровную плоскость, запруженную осадочными отложениями. Поверхность напоминает пустую автостоянку, на которой только что выпал снег. Я не вижу на дне признаков бурной жизни, лишь время от времени мимо проплывают редкие амфиподы, крошечные, как снежинки. Скоро я должен наткнуться на «стену» впадины. Из наших гидролокационных карт я знаю, что это не совсем стена, скорее — довольно пологий холм. Надеюсь, я найду выходы горных пород, в которых, возможно, есть пока неизвестные нам примитивные организмы.
Пока я наблюдаю все через камеры. Но, помня обещание, данное самому себе перед погружением, я решаю посмотреть на все собственными глазами. У меня уходит пара минут на то, чтобы немного отодвинуть оборудование и принять положение, в котором я смогу смотреть прямо в иллюминатор. Это место раньше никто и никогда не видел: хотя Уолш и Пикар достигли такой же глубины, они погружались в 37 километрах к западу от впадины Челленджер, в точку, которая впоследствии была названа впадиной Витязь-1.

 Водолазы записывают на 3D-камеру тестовое погружение батискафа в Новобританский желоб неподалеку

Водолазы записывают на 3D-камеру тестовое погружение батискафа в Новобританский желоб неподалеку от Папуа-Новой Гвинеи. Батискаф снабжен прожекторами и камерами. 
Все другие поверхности морского дна, на которых мне довелось побывать, даже на глубине 8230 метров в Новобританском желобе, хранили следы червяков и морских огурцов. Здесь же — ни единого признака развитых — не примитивных форм жизни. Я понимаю, что на самом деле поверхность впадины не безжизненна — в пробе, которую я взял, мы почти наверняка обнаружим новые виды бактерий. Но меня не покидает чувство, что я спустился на границу самой жизни.
Некоторые ученые из нашей команды считают, что жизнь действительно зародилась именно в этих бездонных глубинах около четырех миллиардов лет назад. Это стало возможным за счет колоссального количества энергии, высвободившейся во время субдукции океанической плиты, в результате чего и появился Марианский желоб. Я чувствую себя ничтожно малым перед бесконечностью всего того, что нам неизвестно. Я понимаю, как мала свеча, которую я зажег здесь за эти несколько минут, и как много еще остается сделать для познания нашего огромного мира.
10:25, глубина 10 877 метров, скорость 0,26 м/с
Я нашел северный склон и осторожно поднимаюсь по его волнистому гребню. Я почти в полутора километрах к северу от места своей посадки. Пока что никаких обнажений горных пород. В путешествии по плоскому дну впадины я нашел и сфотографировал два возможных признака жизни: лежащий на дне студенистый шарик, размером меньше детского кулачка, и темную полосу полтора метра длиной, которая может оказаться домом какого-нибудь подземного червя. Обе находки загадочны и не похожи ни на что из того, что мне приходилось видеть во время прежних погружений. Я сделал фотографии в высоком разрешении и предоставлю ученым возможность поломать над ними голову.
Но тем временем пара батарей, питающих батискаф, разряжаются, неисправен компас, а гидролокатор вовсе умер. Плюс я лишился двух из трех двигателей по правому борту, поэтому батискаф движется медленно, и управлять им стало сложнее. Все это — последствия сильнейшего давления. Я тороплюсь, понимая, что времени осталось мало, но надеюсь добраться до крутых обрывов — что-то подобное я наблюдал в Новобританском желобе: там их населяла популяция живых организмов, совершенно отличных от тех, что обитали на пологой поверхности впадины.
Внезапно я чувствую, что батискаф клонится вправо, и проверяю, что происходит с двигателями. Отказал последний двигатель правого борта. Теперь я не могу собирать образцы и делать снимки, поэтому оставаться здесь бесполезно. Я провел на дне менее трех часов. Неохотно я вызываю сушу и говорю команде, что готов к подъему.
10:30, глубина 10 877 метров, скорость 3 м/c
Всегда чуть медлишь, перед тем как нажать на переключатель, отвечающий за сброс балласта. Если грузы не упадут, ты не вернешься домой. Я несколько лет проектировал механизм высвобождения грузов, и инженеры, которые построили и протестировали его, поработали основательно: пожалуй, это самая надежная система во всем батискафе. Но когда тянешь руку к переключателю, всегда сомневаешься. Я не думаю слишком долго — я просто жму.
Щелчок. Раздается знакомое «бух», как только два 243-килограммовых груза соскальзывают по колее и падают на дно. Батискаф кренится, и дно тут же пропадает в полной темноте.
Я чувствую, как батискаф сопротивляется и раскачивается на пути вверх. Я двигаюсь со скоростью более трех метров в секунду — быстрее не поднимался еще ни один батискаф — я буду на поверхности максимум через полтора часа. Я представляю, как давление выталкивает батискаф, словно огромный питон, который не смог раздавить добычу и теперь медленно ослабляет хватку. Цифры на индикаторе глубины уменьшаются, и мне становится легче. Я возвращаюсь в мир воздуха и солнечного света, к нежному поцелую Сюзи.
Deepsea Challenge — это совместная научная экспедиция Джеймса Кэмерона, Национального географического общества и Rolex. 
Deepsea Challenger

 Джеймс Кэмерон и Рон Оллам задумали Deepsea Challenger как подводную «ракету» с максимально глад

Джеймс Кэмерон и Рон Оллам задумали Deepsea Challenger как подводную «ракету» с максимально гладкой поверхностью: она должна была быстро спускаться и быстро подниматься, оставляя больше времени на исследование морского дна.
Комментарий редакции
Через восемь месяцев, после того как Deepsea Challenger завершил свою экспедицию, команда объявила о предварительных результатах научных исследований. Анализ фотографий и проб, собранных во время погружения в Марианский желоб (а также за 12 других погружений батискафа и 19 беспилотных модулей), выявил различные формы жизни. Только со дна впадины Челленджер было поднято 20 тысяч микроорганизмов. Среди собранной фауны были изоподы и шесть видов креветкообразных амфиподов. (Интересно, что один амфипод из впадины Челленджер производит химическое соединение, которое в данный момент тестируют как лекарство от болезни Альцгеймера). Дальнейший анализ данных экспедиции может пролить свет на теорию адаптации организмов к высокому давлению и, возможно, даже на происхождение жизни.
Еще одним сюрпризом стал перерасчет глубины погружения Кэмерона. Точные вычисления показывают, что батискаф достиг глубины 10 908 метров, а не 10 898 — глубины, зафиксированной прибором во время погружения. Для сравнения, «Триест» в 1960 году достиг глубины 10 912 метров Поделитесь этим постом с друзьями!

Добавить комментарий